"Назидательные" притчи

На концерте гитары в ДУ 30.03.94.

1. "Ослепительное рондо"
Гитарист играл что-то очень страстное, испанское.
Я открыла глаза на каком-то самом виртуозном пассаже и вдруг увидела в пламени свечи, стоявшей на крышке пианино, ту, кого видят раз в жизни.
Крохотный дух огня плясал, плясал под страстный плач гитары. Разлетались в стороны рыжие огненные кудри, летала в пламени алая шаль.
- Куда ты смотришь? - спросил он меня.
- Посмотри на свечку, - прошептала я. - Видишь?
- Ну да, пламя мечется, как угорелое. Наверное, от форточки тянет...
- Ты ее не видишь? - удивилась я.
- Кого? Тише, не мешай слушать.
А крохотная саламандра вдруг взмахнула своей шалью при последнем волшебном аккорде и исчезла.
Пламя свечи слегка закачалось, когда раздались аплодисменты, и вновь стало гореть ровно и ярко.

Утром я увидела маленькую подпалину на пианино - след от огненной шали.
А с ним мы через полгода расстались.

2. И снова на старую тему
Крысолов из Гамельна опустил дудочку, рассадил детей на мягкой зеленой лужайке и начал рассказывать, какая удивительная жизнь ждет их теперь: с леденцами и пирожными, с каруселями и качелями, с вечными каникулами. И никаких тебе классных дам, стояний в углу на горохе и тому подобных средневековых ужасов.
- А я хочу к папе и маме, - сказал вдруг самый маленький мальчик.
- Ты чё, ненормальный? - шикнули на него. - Ты представь, никто тебя не учит, не лупит линьком, не заставляет ложиться спать в девять вечера.
- А я всё равно хочу к папе и маме, - заплакал мальчик.
Глядя на него, засомневались и другие дети. Вот еще кто-то наморщил нос, приготовившись зареветь.
Но вновь полились звуки волшебной флейты. И вновь пошли за нею дети, забыв обо всём.
А мальчик всё плакал и плакал, так плакал, что даже не слышал флейты, не слышал, как все ушли дальше. А потом он встал и побежал домой.
Дома ему, конечно, влетело за то, что он ушел без спросу. Но потом его всё-таки расцеловали и накормили вкусным пудингом.
А еще через несколько дней стали возвращаться в город и другие дети. Потому что дети должны жить с папами и мамами, даже если их... Но все-таки - не бейте своих детей линьком! Вспомните старую легенду. Ведь вернулись не все дети...

3. Девочка и ночь
Пальцы - изящные, тонкие, длинные, - вытанцовывали на грифе гитары сложные па старинного менуэта.
Маленькая девочка сидела на руках у отца и скучала.
Вот она опять случайно посмотрела в щелку между случайно незадернутыми шторами и увидела, как голубоватые сумерки стали бледно-синими. Почему бы это?
"А-а, - догадалась девочка, - это ночь услышала звуки музыки и теперь танцует под них, подходя всё ближе и ближе. И если долго-долго смотреть на окно, не отрываясь, то можно ее увидеть."
И она уставилась на щелку. Вот сумерки стали синеть, синеть... еще чуть-чуть, и они станут черной ночью. Но тут музыка закончилась, и все зааплодировали. Девочка тоже захлопала, а потом взглянула на щель. Там было черно.
"Ну вот, - подумала девочка, когда ехала домой на папиных плечах, - опять ночь прозевала! Не мог этот ги-та-рист поиграть еще минутку, и я увидела бы - какая она. Но ничего, - и девочка зевнула, вот в следующий раз я обязательно... Когда там папа говорил, мы пойдем. Хотя это ведь целая вечность", - подумала девочка, вспомнив слово "неделя".

Злая история

Из освещенного окна мансарды падало вниз мерными каплями бетховенское "К Элизе". Кто-то упрямо перебирал клавиши, никак не в силах добраться до перехода к бравурной части.
Эжен стоял возле фонаря, докуривая сигарету. И пытаясь представить, кто там наверху старательно выбирает звуки из тишины. Маленькая девочка с тощей косичкой сдувает выбившиеся на нос прядки, терпеливо доучивая урок? Или пожилая дама вспоминает свой первый выход в свет, неслушающимися пальцами вызывая его из прошлого? Меньше всего ему хотелось представлять девушку в белом шелковом платье, которая грезит на ночь глядя о неведомом возлюбленном, чей взгляд встретит ее завтра... Но воображение упорно подсовывало именно эту картину.
Сигарета обожгла пальцы. Эжен чертыхнулся, бросил окурок... прислонился к фонарному столбу. Любая девушка, мечтающая о романтическом возлюбленном, просто задохнулась бы, увидев его. Ветерок растрепал тонкие пепельные волосы, словно высыпал потускневшую мишуру из коробки. Эжен спрятал подбородок - очерченный будто резцом Фидия - в ворот светлого, сияющего в полутьме, плаща. Идти было совершенно некуда.
Можно было проверить догадку. Чего проще - постучать в потемневшую от дождей дверь, спросить: "Чья рука извлекает сии божественные звуки?" пожилая дама могла бы пригласить его в дом, на чашку кофе, и порассказать, что происходило на свете в те времена, когда он лежал еще в колыбели. Маленькая девочка смутилась бы и - непременно - позвала papa или maman. А воображение спешило добраться до русой головки, газового шарфа, нежной кроткой улыбки...
Эжен подцепил узким носком ботинка тонкую серебристую полоску в луже, оказавшуюся конфетной фольгой, пожал плечами и пошел прочь.
Оживлять девичьи грезы у него не было никакого настроения.

06.04.97.