(Из книги Сэкида Кацуки "Практика Дзэн".)
"Все, о чем много думают, становится подозрительным".
(Из книги Фридриха Ницше "Так говорил Заратустра".)"Могу сказать, что это идиотская история".
(Из книги Карлоса Кастанеды "Сила безмолвия".)
Тридцать часов среди индейцев.
Непутевые заметки.
(Из книги Фридриха Ницше "Так говорил Заратустра".)Как водится, был яркий летний день. По одной из дорожек Ботанического сада Академгородка катилась инвалидная коляска. Катилась она, естественно, не сама, – ее старательно толкала девица в очках, шортах, весьма легкомысленной пестрой маечке, и с копной якобы белокурых волос. Время от времени колесо попадало в дорожную выбоину, и тогда сидящая в коляске другая девица, чья длинная русая коса была явно натуральной, громко вопила: "Леся, ну ты хоть под ноги смотри!", на что первая машинально отвечала: "Ох, извини, извини!" При этом обе не уклонялись от главной темы разговора.
– И все-таки интересно, – мечтательно произнесла девица с косой, – индейцы и в самом деле такие, какими мы их себе представляем в своих романтических бреднях?
– Нет, действительность явно гораздо суровей, Нинуля, – отозвалась другая. – Как это обычно и бывает. Тем более, что своими глазами мы их все равно никогда не увидим.
– Это уж точно! Хотя прикольно было бы посмотреть...
– Им на нас тоже, – флегматично ответила Леся. – А на каком, собственно, языке ты собралась с ними разговаривать?
– Ну, я знаю примерно десяток слов на дакотском... а на английском чуток побольше.
– Можно брать билеты в Дакоту, – хмыкнула Леся.
– Ага. Прямо щас! Ты хоть представляешь, каких деньжищ это удовольствие стоит?!
– Да я и не думаю, что мы там так уж шибко нужны! На что им смотреть-то? Вот в прошлом веке мы бы представляли какой-то интерес...
– Особенно моя коляска! – хохотнула Нинуля. – Держу пари, такого они никогда не видывали!
– Конечно, весьма магическая штуковина...
– Стоп, а почему, собственно, Дакота? В моей любимой Аризоне тогда тоже было интересно. Апачи опять же, команчи, испанцы, мексиканцы... непрекращающаяся партизанская война...
– Ага, и нас сразу же замочат, – мрачно сказала Леся. – Мне лично для счастья хватает и репортажей из Нагорного Карабаха... И потом, там слишком жарко. И мальчики в Дакоте красивее...
– Ну прямо!
– Смотри сама! Где Ди Браун?
– Кто?
– О Господи, мать, ну мы только что забрали твою книжку у этих... неофитов... кстати, они ее что, год с лишним наизусть учили?.. – Леся порылась в своей объемистой сумке. – Вот, пожалуйста.
Они склонились над изрядно потрепанным томом в серой обложке и принялись с удовольствием разглядывать фотографии.
– Ну и?.. – торжествующе осведомилась Нина.
– Ничья, – признала неохотно Леся, перелистывая страницы. – Но ты вроде знаешь десять дакотских слов, а отнюдь не апачских, – добавила она ехидно.
– Эх, – горестно вздохнула Нинуля. – Что с тобой поделаешь... Ну хорошо, Дакота... а какой лучше год? Сороковые... нет, не хочу... девяностые тем более...
Обе опять уткнулись в книгу.
– Так, так, так... Давненько я это не перечитывала, – пробормотала Нина. – Во! Хочу в шестидесятые! Самый расцвет... и опять же Ситтинг Булл, Крейзи Хорс, Деннис Бэнкс... sup>
<тьфу!
– Зарапортовалась ты, мать, – буркнула Леся, отбирая у нее книгу. – Так... Да, где-то 64-й, 65-й... Представляешь, как летом в прерии здорово...
– Ага, трава выше пояса, коляску не провезешь...
– Поручик, вечно вы все опошлите! – фыркнула Леся, не отрываясь от книги, и не замечая, как подруга озадаченно смотрит вниз. И, только услышав ее сдавленный стон, она удивленно подняла глаза. – Ты чего?
– Куда это ты меня завезла?! – возопила Нинуля возмущенно. – Соображаешь хоть, как теперь выбираться?.. Стоп, а где это мы вообще?!Родной, привычный ландшафт Ботанического сада с его аккуратными гравийными дорожками и окультуренными растениями сменила дикая бескрайняя степь с торчащими кое-где бурыми кустами. Вдали начинались холмы. Над головами опрокинулся синий купол неба, в котором виднелось несколько черных точек.
– Ястреб... Это хорошая примета... вроде бы... – неуверенно проговорила Нина, запрокинув голову.
– Какой еще, к черту, ястреб?! – рявкнула Леся, уронив в траву сразу и книгу, и сумку.
– Обыкновенный, дакотский, – огрызнулась обиженно Нинуля, еще не совсем понимая, что происходит. – Стоп! Какой еще дакотский? Это что... Дакота, что ли?!!
Леся бухнулась на землю рядом с сумкой и книгой, но тут же вскочила, ибо шорты были плохой защитой от жестких метелок степной травы:
– А, черт! Колется... Значит, не спим, это однозначно. По крайней мере, я.
– Нет, я тоже не сплю... – прошептала Нинуля. – Так, это что же такое выходит? Чьи это штучки?.. Господи Иисусе!..
– Нет уж, Христа не трогай! Это явно штучки твоего Вакан Танки!
– Моего?! – взвилась Нина. – Бог один!
– Может, отложим богословские дискуссии? – простонала Леся, снимая очки и нервно сжимая их в руке. – Ты понимаешь, что произошло?
– А как же! Когда боги хотят нас наказать, они исполняют наши желания...
– блеснула Нина эрудицией. – Так что, полагаю, это действительно старая добрая Дакота. Может быть, даже прошлый век. 64-й там, 65-й... Что мы заказывали-то?
– А у меня билет на восьмое августа... – пробормотала Леся совершенно севшим голосом. – Мои же с ума сойдут!
– Мои тоже, – мрачно добавила Нинуля. – Причем, если у тебя хоть неделя в запасе, то мои сойдут с ума сегодня же!
– Ладно, ладно, ладно, тихо, спокойно, без истерики, в конце концов, если мы попали сюда, идиотки такие, по своему горячему желанию, то, может быть, сможем так же и вернуться?
– Ты уверена? – осведомилась Нина, лихорадочно озираясь. – Слушай, ну если нас сюда закинули, значит, мы здесь для чего-то нужны?
– Ага! "Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно..."
– Конечно, Господь Бог ничего не делает зря...
– Вакан Танка, положим, все-таки... Слушай, что мы несем?! – до Леси наконец дошел весь ужас случившегося.
– А что прикажешь делать? Судорожно рыдать друг другу в подолы? Так у тебя и подола-то нет...
– Обойдемся и твоим викторианским платьицем... в цветочек... – съехидничала Леся в ответ.
– Может, пойдем куда-нибудь, чего стоять? – ее подруга уже освоилась в новой обстановке.
– А куда идти-то? Дороги все равно нет, кругом ни одной живой души, кроме твоих ястребов.
– Почему? Вон бабочки летают... белые. Да, а индейцы-то где? – Нине захотелось новых приключений.
– О Господи, только их здесь и не хватает! Для полного счастья...
– Еще меньше я хотела бы попасть в лапы каким-нибудь там мормонам... или трапперам... Лучше уж индейцы!
– Ага! "Одно утешение – если я буду убит, то буду убит мушкетером",
– Леся хихикнула несколько истерически. – Слушай, индейцы нас, наверно, убьют?
– Конечно, убьют. Только, может, сперва изнасилуют. Чего ж добру зря пропадать? Скальпы потом опять же...
– Мой особенно! – Леся уже икала от смеха.
– Ладно, хватит ржать!.. Ох и жарко же в твоей хваленой Дакоте! Может, хоть тенек поищем?
Коляска медленно поползла по кочкам под ожесточенное пыхтение и поминутное чертыхание.
– Нет, не могу! – Минут через десять Леся уронила руки, бессильно отдуваясь. – Мустанга бы запрячь...
– Железная Волокуша,
– хмыкнула Нинуля, похлопав рукой по коляске. – Нет уж, я не согласна. И есть, как назло, захотелось...
– И пить!
– Там у тебя в сумке шоколадка не завалялась?
– Десять шоколадок. И бутылка рому, – буркнула Леся, вытряхивая подруге на колени содержимое сумки. – Та-ак... большая куча денег, косметичка, пакет с Ван Даммом... зажигалка...
– Какая еще зажигалка? – удивилась Нина.
– Китайская, с голой дамочкой, племяннику купила в подарок. Может, хоть костер разжечь, а?
– Что, будем подавать дымовые сигналы?
– А что? Может, хоть индейцы наконец явятся! Чего ради мы вообще тогда сюда завалились?
– Тебе что, не терпится? – съязвила Нинуля. – Господи! А вот, кажется, и они... В полный рост и на коньках! То бишь на конях!
– Где?! – возопила ее подруга, роняя очки. Что-то зловеще хрустнуло. – Ну вот! Теперь я еще и без глаз осталась. Нет, это какая-то фантасмагория... Кафка!
– Не боись, минут через десять нам уже ни очки, ни глаза больше не понадобятся... – пробормотала Нинуля, завороженно вглядываясь в облако пыли, стремительно приближавшееся к ним.
– Вспоминай лучше дакотские слова! – прорычала Леся, безуспешно шаря в траве в поисках очков. – И побыстрее, Бога ради!
– А если это не дакоты? Чего зря стараться?.. И вообще, я не уверена, что они дадут нам хотя бы рот открыть. А "Хау, кола!" ты и без меня можешь сказать... благодаря товарищу Ващенко...
– Короче, абзац лисенку, больше не будет гадить где попало... – Леся устало выпрямилась. – А-а, безнадежно... Ждем-с. Ты хоть говори, чего ты там видишь-то!
– Вижу классных парней! – восхищенно воскликнула Нинуля. – Прямо как в "Танцах с волками"! Только далеко еще...
Ощетинившаяся перьями кавалькада надвигалась, и вскоре перед обалдевшими путешественницами красовались верхом на крапчатых храпящих конях семеро всадников. Их темные волосы вовсе не отдавали синевой, как это обычно описывают, а, скорее, коричневым. А вот кожа действительно отливала медью. В обильной раскраске на их лицах преобладал черный цвет.
– Они на тропе войны, между прочим! – выдохнула Нина, широко раскрыв глаза. – До чего ж хороши, чертяки!
– Я же тебе говорила! – гордо отозвалась Леся. – А почему они такие... гм... голые?
– Уже разделись. Успели! – автоматически съехидничала Нинуля.
И тут обе дамы буквально скорчились от приступа дикого смеха. Один из индейцев, видно, не выдержав, тоже расхохотался, а вслед за ним грохнули все остальные. Какое-то время никто не мог произнести ни слова, а потом, не переставая смеяться, всадники вдруг развернули коней, и...
– Куда это они? – растерянно спросила Нина, враз оборвав смех.
– Сейчас приведут все остальное племя... полюбоваться зрелищем! – еле выговорила Леся.
Они засмеялись снова, и хохотали, пока не устали.
– Стоп, а куда это они, правда? Чего это они нас бросили? Безобразие! Мы к ним в такую даль перлись, а они! – возмутилась наконец Леся. – Все ты, мать!
– А я-то чего?
– Вовремя не сказала: "Хау, кола!", вот чего!
– Да их просто не прельстил наш общипанный вид! И никакая “Кола" здесь не поможет...
– Ох, да не смеши же ты... Живот уже болит! Плакать надо, а мы ржем, как идиотки! – Леся старательно ощупала ближайшую кочку и устало опустилась на нее. – Господи, благодать-то какая!
– Ничего себе благодать, печет как в Сахаре! Аляску надо было заказывать...
– Ага, и декабрь месяц, – съязвила Леся, срывая какой-то желтенький цветочек и задумчиво поднося его к самому носу. – Интересно, как этот цветок называется?
- У нас - лютиком, а здесь – не знаю.
– Кстати, о лютиках! Кто они были-то хоть, эти... товарищи? Черноногие, дакоты, чейенны? Давай, сосредоточься! Кто тут самый крутой индеанист-то?
– Пожалуйста, без оскорблений!.. – возмутилась Нинуля. - А товарищи были явно твоими драгоценными дакотами, можешь радоваться. Все эти зеленые стрелочки, линии, паучки опять же... это их излюбленный стиль... Высокая Мода, хе-хе... Хотя не знаю... Ой, смотри-ка вон туда!
– Издеваешься над чужим несчастьем? – застонала Леся, пробуя вглядываться вперед через уцелевший чудом осколок очков. – Чего еще там у тебя?
– Сурок! Ой, какая лапонька... А это кто?
– Еще один сурок, что ли?
– Да нет... Это уже не сурок... Это какой-то мужик. Пешком идет...
– Индеец? – с надеждой спросила Леся.
– Судя по рыжей шевелюре и мундиру, отнюдь... – покачала ее собеседница с сомнением. - О, увидел нас... остановился... Идет сюда! Теперь твоя очередь объясняться, если я, по-твоему, этого не умею! Ты хоть помнишь, как по-английски "добрый день"?
– Естественно! – обиделась Леся, вставая. – Гуд дэй, сэр... э-э... Ви ар вумен... э-э... мейденз...
– Айрон мейденз! – Нинуля продолжала развлекаться.
– Отстань! Э-э... фром Раша...
– Путешествуем вот... автостопом!
Леся свирепо показала подруге кулак. Та, однако, не унималась:
– Это вроде американский солдат! У-у, подлый колонизатор! Где там мой большой скальпировальный нож, а?!
– Бога побойся, он же еще совсем мальчишка! – В Лесе взыграл материнский инстинкт.
Это был действительно американский солдат в изрядно потрепанном синем мундире с оторванными пуговицами. Кобура у него на поясе была расстегнута, и сам он напоминал воробья – тощий, взъерошенный и помятый. Лет ему было, – ну от силы восемнадцать. Он застыл на месте, испуганно тараща большие голубые глаза на невесть откуда взявшихся дам. Дамы, в свою очередь, таращились на него. Наконец парень облизнул губы и выдавил какую-то длинную фразу.
– Что он сказал? – прошипела Нинуля.
– Спроси чего-нибудь полегче! – огрызнулась Леся. Соорудив по возможности милую улыбку, она обратилась к солдату: – Хэллоу! Май нейм из Леся, хё нейм из Нина, уот из ёр нейм, сэр? Уф...
Нинуля снова затряслась от смеха:
– Ты только погляди, с каким ужасом он пялится на твои шорты!
– Не нахожу ничего ужасного в своих ногах, – проворчала Леся. – Наоборот, очень даже ничего... А если он раньше женских ног не видел, то это уж его проблемы...
Парень опять что-то пробормотал и начал пятиться.
– Эй, куда это он? – воскликнула Нина. – Может он хотя бы внятно объяснить, где здесь речка? Ривер, сэр, ривер!
Не сводя с них глаз, солдат продолжал пятиться, потом вдруг повернулся и опрометью бросился прочь.
– Ну все, твой английский его добил... – устало констатировала Леся, снова опускаясь на кочку.
– Не-ет, – возразила Нинуля, – это твои ноги оказались слишком сильным зрелищем для его слабых нервов!
– Слушай, а чего это он такой... нервный? – задумчиво спросила Леся. – И одет как-то... не по форме. Может, он уже дембельнулся?
– А по-моему, это твои любимые дакоты полностью расформировали его отряд, – хохотнула Нина. – Кстати, где они? Бросили двух беспомощных скво посреди дикой прерии, тоже мне, рыцари...
– Какие рыцари, мать?! Ты же не в своей толкинутой тусовке! Рыцари... Кстати, жрать хочется зверски... Ладно, в самом деле, чего это я здесь сижу?
– Действительно, почему бы тебе не пойти и не купить парочку акций АО МММ? – немедля отреагировала Нинуля. – Стоп, а куда это ты, правда?..
– Хочу подстрелить парочку бизонов, – мрачно ответила Леся. – Правда, без очков я бизона от Кобзона не отличу, но...
– Сиди! Кобзона ты тут всяко не встретишь! Отважная охотница, тоже мне...
Еще заблудишься, ищи потом тебя... Погоди-ка, погоди! Вон опять, кажется, кто-то скачет...
– Прямо не прерия, а проходной двор... – Леся встала, поднеся к глазам стекло. – О! Опять индейцы! Это даже я вижу... Говорила ведь, что вернутся!
– Еще бы, два таких скальпа! Как думаешь, может, нас все-таки накормят, прежде чем... того..? Последнее желание опять же...
На сей раз всадников было гораздо больше. Примерно около двадцати.
– Наверно, мы им все-таки понравились, раз они прихватили с собой столько народу... – Леся продолжала плоско острить, но уже заметно дрожащим голосом.
– Размечталась, глупенькая... Они вон даже рубахи надели... и макияж зачем-то смыли... Ладно, не суетись! – Нина поспешно поправила растрепанную прическу. – Так! Не опозориться бы перед краснокожими братьями... Значит, план такой! Я громко и выразительно говорю: "Хау, кола!", а ты не менее громко и выразительно: "Ду ю спик инглиш?"
– Одновременно? – тупо спросила Леся.
– Балда! Сперва – я, потом – ты!
– Давай порепетируем... Боюсь сбиться.
Тут обе снова скорчились от слегка истерического смеха.
– Все! – сказала Нина, отдышавшись. – Сделали серьезные морды! Итак, обращаемся вон к тому седовласому, – наверняка это какой-нибудь известный вождь или шаман!
– Ситтинг Булл?! – с надеждой вопросила Леся. – Вроде похож! Сравнить бы... Где там твоя книжка?
– С ума сошла?!
Группа всадников наконец приблизилась вплотную и обступила их кольцом. Поднятая копытами коней пыль осела, и округлившимся от восторга глазам девиц предстало внушительное зрелище.
– Да-а... Ван Дамм и Шварц позеленели бы от зависти... – шепнула Леся, обретя наконец дар речи.
Нина негодующе махнула на нее рукой, откашлялась и торжественно провозгласила:
– Здравствуйте! Ой! То есть – хау, кола!
– Гуд морнинг! – не менее громко и торжественно провозгласила Леся.
– Ты рехнулась, мать?! Какой морнинг? На дворе давно ивнинг!
Давай выясняй, кто из них по-английски шпрехает!
– Да я забыла, как это... Сейчас... – Леся лихорадочно перебирала в уме английские слова с совершенно паническим выражением лица. У индейцев же выражение лиц было отнюдь не железобетонное, как это обычно бывает в незабвенных дефовских фильмах, – наоборот, они явно едва сдерживали улыбки. Раздавалось подозрительное шушуканье, – похоже, плоскими шуточками умели обмениваться не только наши девицы.
– Э-э... да как же его там... ну... ду ю тут спик инглиш хоть кто-нибудь, а?! – простонала наконец Леся.
Ответом был только сдавленный смех.
– Ну вот, опять хаханьки... – безнадежно махнула Леся рукой.
– Видимо, они приняли нас за одну из шуточек Иктоми, – вздохнула Нина. – Пробуй еще!
Но тут седой, немного полноватый старик, на которого девицы еще раньше обратили внимание, выехал вперед, и на ломаном английском выдал наконец фразу, смысл которой обе как-то вдруг сразу поняли.
– Слушай... – ошарашенно пролепетала Леся. – Он вроде как спрашивает, откуда мы знаем про Иктоми!
– Ну, судя по их лицам, они и в самом деле поминали именно его. Я же знала, что рано или поздно мы найдем общий язык! – сострила Нинуля в очередной раз.
– Ну, а чего мне ему отвечать-то?! – завопила Леся.
– Ладно, дай я...
И разговор завязался. Правда, на малопонятном английском, и перемежавшийся время от времени взрывами хохота, но все-таки... Девицы наконец выяснили, что перед ними, во-первых, самые настоящие дакоты, что, во-вторых, их лагерь находится неподалеку отсюда, на берегу реки с длинным названием, и, что самое главное, убивать их, кажется, пока не будут. И может быть, даже заберут с собой в лагерь. Свое появление объяснить им было гораздо труднее, но, похоже, что вывод относительно "шуточек Иктоми" показался индейцам абсолютно справедливым. После церемонных представлений выяснилось, что старика зовут примерно так – Орел Со Сломанным Крылом, того молодого воина, который когда-то первым развеселился при виде двух хохочущих девиц, звали простенько и со вкусом, – Нога, остальные имена смешались у девиц в головах, и им оставалось только надеяться, что в дальнейшем они их все-таки запомнят. Лесю, несмотря на ее бурное сопротивление, все же обозвали Шунгипа – Лисенок, – естественно, с подачи Нинули, – а вот с ней самой было сложнее.
– Восседающая На Коляске, – вяло сострила она. – Держу пари, именно так они уже меня и называют.
– Я бы на их месте назвала тебя – Маленькая Белая Гремучая Змея, – ехидно прокомментировала Леся.
– Они меня еще плохо знают... не то, что ты.
Но, как выяснилось, они обе ошиблись. К полному восторгу Нинули, ее обозвали тоже достаточно просто – Сероглазая.
Часть индейцев уже давно спешилась, и с любопытством рассматривала коляску, ярко сверкавшую в лучах заходящего солнца всеми своими никелированными деталями. Несколько всадников тем временем отъехали в сторону, настороженно оглядывая окрестности. Наконец один из них, воин лет тридцати, – наверняка военный вождь, судя по количеству шрамов на стандартно мужественном лице, – что-то негромко крикнул, показывая рукой на запад. Все встрепенулись.
– В чем дело? – шепнула Леся, дергая подругу за рукав.
– Ставлю доллар, они-таки заметили давешнего рыжего психа! – догадалась та.
– Аминь, – пробормотала Леся. – Бедный зайчик!
– А мне его нисколько не жаль, – мстительно заявила Нинуля. – Трус! Оставил дам на растерзание кровожадным индейцам и удрал, спасая свою шкуру. Фи! Он не джентльмен.
В одно мгновение дакоты были снова на конях. А еще через мгновение скрылись из виду. Рядом с ошеломленными девицами остались только старик и Нога. Последний, – невысокий худой парень лет двадцати, – явно подчинился чьему-то приказу, хотя на его выразительном живом лице читалось разочарование.
– А мы что будем делать? – растерянно спросила Леся.
– Спроси лучше, что с нами будут делать, – хмыкнула ее подруга. – Эй, минутку, а чего это он, правда, хочет со мной делать?!
Нога тем временем попытался знаками объяснить, что он собирается взять Сероглазую на руки, – очевидно, для того, чтобы отнести в лагерь.
Когда они это поняли, реакция была одновременной.
– Самоубийца! – выдохнула Нинуля.
– Он же надорвется! – ужаснулась Леся.
Но все их протесты были ни к чему, и вскоре посреди прерии можно было увидеть странную процессию: впереди, оглядываясь и ободряюще улыбаясь, шел старик, ведя в поводу двух мустангов, – пегого и гнедого.
Следом легко шагал Нога, несший Нину, – та крепко держалась за его шею обеими руками. Шествие замыкала Леся, тащившая коляску по кочкам, – руки у нее были заняты, зато язык свободен, к вящему неудовольствию подруги.
– Ишь, как он легко вышагивает! – с завистью сказала Леся. – Ты его спроси – может, он еще и коляску потащит?
– Оставь человека в покое! Как известно, основные тяжести носят скво, – огрызнулась Нинуля.
– А ты тогда почему ничего не несешь? – ядовито осведомилась Леся. – Конечно, обнимать мужчину за шею гораздо приятнее!
– А то как же! – не растерялась Нина. – Что, завидно?
– Еще бы! – буркнула Леся, смахивая пот со лба. – Тебе там сверху лагерь не видно?
– Нет, не видно. Погоди, сейчас выясню...
Минут пять неясного шушуканья, и Нинуля торжественно объявила:
– Скоро уже, не переживай! Нога вон и то не переживает...
– Интересно, на каком это языке ты с ним объяснялась? – саркастически поинтересовалась Леся и получила в ответ томную улыбку:
– На суахили...
– Чую, твои письма ко мне теперь будут полны романтических воздыханий по поводу бедного Ноги, – зловеще предрекла Леся.
– Окстись, мать! – отпарировала Нинуля. – Какие еще письма?! Может, мы тут навсегда остались?
– Не каркай! – заорала ее подруга. – Какое там навсегда?! Не могу я без благ цивилизации! Книги... теплый туалет... "Сникерсы"... "Тампаксы"...
– Рот закрой!
– А что? Они же все равно не знают, что это такое...
– А вот и лагерь! – встрепенулась Нина.
– Где?! А, точно... Какой-то он маленький... На берегу небольшого ручья стояло три... нет, четыре типи, полотнища которых были испещрены рисунками, живо напомнившими Лесе творчество ее первоклассников. По другую сторону ручья росло несколько деревьев, похожих по виду на обычную ольху. В сгущавшихся сумерках типи мягко светились изнутри теплым светом костров, и Нина зачарованно прошептала:
– Леська, на кой черт тебе все эти блага цивилизации?! Смотри, какое чудо!
– Да-а... А мои родные и близкие?!
– Ну, насколько я знаю дакотов, здесь ты скоро обзаведешься не меньшей кучей родственников, чем в твоем Комсомольске-на-Амуре... – этой было все нипочем.
Тем временем Нога спустился по склону холма и направился к ближайшему типи. Что-то сказав ему, Орел повел лошадей к ручью. Леся покорно поплелась вслед за Ногой.
Внутри палатки было тепло. Потрескивал небольшой костер, возле которого на куче шкур Нога заботливо устроил Нину.
– Куда коляску-то девать? – осведомилась Леся, просовывая голову в типи. – Ух ты, ничего себе!
– Да оставь ее где-нибудь снаружи и иди сюда! Помоги мне все-таки сесть... Слушай, а тут гораздо удобнее, чем во всех этих типухах, где я была раньше! – оценила Нина.
– Естественно, это же не индеанистская, а индейская типуха... – пробормотала Леся, оглядываясь. – Ладно, это все прекрасно, но... где бы тут достать водички и чего-нибудь пожевать... хоть какого-нибудь вяленого бизона, что ли...
Словно услышав ее, в палатку вошел старик, неся кожаный мешок, в котором что-то приятно булькало.
– О! Вода! Огненная! – облизнулась Леся. – Файр уотер!
– Оставь ты свои дурацкие шуточки, а то они тебя примут за алкоголичку! – зашипела Нинуля, одновременно благодарно улыбаясь Орлу, наливавшему воду в деревянную чашку, и кокетливо – Ноге, доставшему из сумки кусок вяленого мяса. – Спасибо большое... Лесь, не стой столбом, а то тебе сейчас ничего не достанется!..
– Зверски вкусно! – прожевав, вымолвила наконец Леся. – А чего они туда нашпиговали – ягоды, что ли?
– Это же пеммикан, дикая ты! Именно так его и готовят.
– А кто готовил-то? – поинтересовалась Леся. – Что-то здесь женщин совсем не видно... Спроси-ка!
Совместными усилиями дамы выяснили весьма любопытную вещь, – оказывается, лагерь, куда их занесла судьба, военный, и женщин, кроме них, здесь вообще нет.
– Та-ак... – сказала Леся погребальным голосом. – Это открывает перспективы и даже где-то радует... Ну, с тебя-то взятки гладки, а вот на меня они сразу сядут и поедут. Всем лагерем.
– Что это ты имеешь в виду? – кротко поинтересовалась Нинуля.
– Да уж не то, о чем ты сразу подумала! – огрызнулась подруга. – Просто сейчас они меня загрузят домашней работой на всю катушку! О черт! – Взмахнув рукой, Леся опрокинула чашку с водой прямо на колени Орлу. – Ох, простите, ради Бога!!
Отсмеявшись, Нинуля сказала:
– Да не загрузят они тебя работой, не бойся, – ты все-таки не к индеанистам попала, а к индейцам, это только на наших Пау-Вау скво пашут в три смены... И потом, кто захочет пользоваться твоими косолапыми услугами? Проще самому сделать...
Они еще долго препирались бы, но тут снаружи донесся непонятный шум.
Нога моментально выскочил из типи, а вот Орел не спеша устроился у огня, достав небольшую деревянную трубочку и кисет, – наверное, с табаком. Улыбаясь, он благожелательно поглядывал на подруг. Снаружи тем временем совершенно отчетливо донеслись конский топот, ржание, какие-то возгласы...
– Что там происходит? – несколько нервно осведомилась Леся.
– Можешь пойти и посмотреть... – пробормотала Нина, блаженно откидываясь на шкуры. – А я лучше полежу... потому что у меня лично спина уже отваливается... Да ты сходи, сходи, не стесняйся... Кстати, держу пари, это доставили твоего зайчика!
Так оно и было. Не успела Леся подняться с места, как полотнище, прикрывавшее вход в типи, откинулось, и внутрь втолкнули знакомого рыженького солдатика, но уже совершенно растерзанного. По крайней мере, мундира на нем не было, да и от белой когда-то рубашки остались одни лохмотья.
– Попался-таки, голубчик, – весело откомментировала Нинуля его появление, но под укоризненным взглядом Леси замолчала и уставилась на вечернее небо, темнеющее в отверстии палатки.
– О Господи Иисусе... – вздохнула Леся, с извечной бабьей жалостью глядя на солдатика. А тот, дернувшись, как от удара, вскинул на нее расширившиеся глаза, и вдруг, обхватив ее колени, заревел в голос, размазывая по лицу крупные слезы и кровь, стекающую из ссадины на лбу.
Остолбеневшая Леся опять помянула Бога, индейцы, вошедшие следом, брезгливо отвернулись, а Нинуля проворчала:
– Ну вот, ты в своем репертуаре... Но учти, я не буду отрывать куски от своего подола, чтобы ты могла вытирать ими сопли этому младенцу... Может, ему валерьяночки дать?
– Лучше уж виски, – вздохнула Леся, – но ведь ни того, ни другого... Ну ладно, ладно, горюшко ты мое, ну перестань, никто тебя убивать не собирается...
– Если уж вообще притащили в такую даль, – дополнила Нина слова милосердного утешения. – Лучшее лекарство от истерики, между прочим, – хорошая затрещина.
– Затрещину он уже получил, и не одну... – С трудом дотянувшись до своей сумки, Леся извлекла из ее недр носовой платок, и, смочив его водой, начала обтирать лицо мальчишки, бормоча что-то утешительное на двух языках сразу.
– Вместо того, чтобы сюсюкать, ты лучше выясни, чего они и вправду хотят от этого цыпленка, – посоветовала Нинуля.
– Вот и выясни! Не видишь, я занята... Ох, елки-палки, ну чего ты в самом деле, как первоклашка... зачем вообще полез сюда, идиот!
– Приказали, вот и полез, – вздохнула Нина, – чего наезжаешь на бедного ребенка... Эти кавалеристы вообще вояки еще те... могут только целым полком на одного... – С трудом повернувшись на бок, она скроила для Орла длинную дакотско-русско-английскую фразу, – дескать, мол, что они собираются со всеми нами делать? – И, выслушав ответ, развела руками: – Можешь утешить своего птенчика… его завтра попытаются обменять на одного из наших... то есть на одного из пленных воинов... А насчет нас старик этак ехидно поинтересовался, чего это нам так хочется в форт к солдатам?
– Мне лично не хочется! – подскочила Леся.
– Я ему так уже и сказала, не переживай. Рада, что наши мнения совпали наконец... Ну что, утешила своего зайчика?
Всхлипывать зайчик в самом деле перестал, но вот дрожать – нет. Когда же двое воинов попытались его увести, он снова отчаянно взвыл и вцепился в Лесины многострадальные колени мертвой хваткой.
– Ну вот, теперь я буду вся в синяках... – сказала та обреченно.
И тут выведенная из терпения Нинуля рявкнула по-английски, неожиданно для себя самой обретя лингвистические способности:
– А ну, заткнись, молокосос! Где твоя солдатская честь? Если уж полез в это поганое дело, так хоть держись! Мужик ты или нет, в конце концов?!
В палатке повисла прямо-таки мертвая тишина. И в этой гробовой тишине Нинуля меланхолически добавила, опять-таки по-английски:
– А все-таки твои ноги ему явно понравились...
Солдатик закашлялся и вскочил, как ошпаренный, старик хмыкнул, а бедная Леся, потеряв дар речи и покраснев до ушей, одарила подругу убийственным взглядом. Та, выдержав паузу, кротким голосом попросила:
– Лесь, помоги мне сесть, пожалуйста...
Отдышавшись, Леся усадила ее поудобнее, и обессиленно бухнулась рядом, пробормотав:
– Как говорит один мой товарищ, это не дом, это дурдом... Кончай хихикать!
Солдатика между тем посадили напротив и сунули ему в руки миску с каким-то дымящимся варевом, которое он начал неуверенно прихлебывать, косясь по сторонам.
– Я б тоже от горяченького не отказалась... – тоскливо заметила Нинуля вполголоса, и тут Орел, видимо, поняв, улыбнулся ей и пододвинул поближе принесенный кем-то котелок. Пока все сосредоточенно жевали, из соседнего типи, куда незаметно выскользнул тем временем Нога, донесся громкий хохот.
– Ну вот, как всегда, самое интересное происходит без нас, – вздохнула Нина.
– Ну что там может быть интересного? – скорбно сказала Леся. – Тоже, небось, мои ноги обсуждают... Тьфу, сплошные ноги, прямо Хмелевская какая-то...
Нинуля прыснула, и тут в палатке стало как-то тесно – вошли сразу несколько воинов, и наши дамы вместе с пленником вдруг оказались где-то в самом дальнем углу.
– Крутые мальчики, ничего не скажешь... – покачала головой Леся. – А народу-то, как на какой-нибудь тусовке... Кстати, а не пора ли нам нанести боевую раскраску, а? Где там моя косметичка?
– Утром нанесешь, если тебе так уж приспичило! – устало произнесла Нинуля. – Все равно никто на нас не смотрит... Интересно, когда у них тут бывает отбой? Спать дико хочется...
– А о чем они говорят-то? – поинтересовалась Леся, потому что обсуждение у костра стало очень уж веселым и бурным.
– О белых, – прислушавшись, отозвалась Нина.
– А ты откуда знаешь? – Леся слегка оторопела.
– Ну, не понять слово "васиху"
может только полный идиот... Не мешай, это все равно не про нас. Они свои военные подвиги обсуждают. Давай лучше спросим твоего подопечного, как его хоть зовут-то...
Услышав Лесин вопрос, пленник опять судорожно дернулся, сглотнул, и наконец промямлил:
– Фрэнк Харпер... мэм.
Леся возвела очи горе:
– Мэм?! Олеся Булатовна, если уж на то пошло...
– Ну ладно, вы себе общайтесь, – фыркнула Нина, – а я лучше побуду поближе к настоящим мужчинам...
И она отодвинулась, всем своим видом выражая, что не имеет ни малейшего отношения к этому бледнолицему. А через несколько минут обе девицы впали в зачарованно-полусонное состояние, наблюдая, как красные блики костра выплясывают на бизоньих шкурах, ружейных стволах, томагавках, резких чеканных профилях и... прочих прелестях.
– Согласись, что за такие мгновенья не жалко отдать полжизни, – торжественно заявила Нинуля заплетающимся от усталости языком.
– Не каркай! – завопила Леся. – Один раз уже нажелали, мерси боку! Того и гляди, проснемся утром дряхлыми старушенциями, накличешь!
Тут обе наконец отключились. Леся проснулась от холода, и еще от того, что рядом кто-то непрерывно ворочался и вздыхал. Не открывая глаз, она привычно пошарила рукой под подушкой в поисках часов, но... ни подушки, ни часов на месте не оказалось, а вместо них она обнаружила сначала чью-то лохматую шкуру, а потом чью-то голую руку. Тут Леся подскочила и села, нервно озираясь.
Ее близорукому взору предстало неповторимое зрелище. Костер уже еле тлел, напротив крепко спали, завернувшись в одеяла, несколько индейцев, недалеко от входа с трубкой в руке сидел старик, приветливо ей улыбаясь, а в двух шагах, – Леся машинально поискала очки, не нашла и чертыхнулась, – мирно посапывала Нинуля, уткнувшись головой в мускулистое плечо какого-то едва прикрытого шкурой великана, причем ее рука непринужденно расположилась на его могучей груди.
– Та-ак... – задумчиво протянула Леся. Рядом с ней опять раздался жалобный стон, она нетерпеливо обернулась и обнаружила все того же солдатика, взиравшего на нее совершенно уже круглыми глазами. – Господи, что там еще с тобой?
Мучительно покраснев, солдатик несколько раз открыл и закрыл рот.
– Чего ты ерзаешь? Фрэнк! Живот, что ли, болит?.. О Боже, ну конечно... Этого только мне и не хватало... Нет, это карма, клянусь, карма! Вставай, провожу... Вставай, елки-палки!! А то я за себя не ручаюсь!
Под сочувственным взглядом Орла Леся чуть ли не за шиворот вытащила мальчишку из типи.
– Холодно, елки... И чего я вчера джинсы не надела?.. Ну чего встал, как столб, свежим воздухом дышишь? Ох, ну отвернулась я, отвернулась... Кому ты нужен, смотреть еще на тебя...
Спотыкаясь о шкуры, они вернулись в палатку. И тут Нинуля наконец открыла глаза, – проснувшись, очевидно, от производимого подругой шума, – и сонным голосом пробормотала:
– Леська-а... Мне сейчас такой классный сон приснился...
– Ага! Сон! – саркастически хмыкнула Леся. – Кошмарный...
Приподняв растрепанную голову, Нинуля осмотрелась, оценила обстановку и радостно провозгласила:
– Ха! Так, к счастью, это не сон?!
– К счастью, значит... – Леся почесала в затылке. – К семейному, что ли? Ты хоть знаешь, кто это?
– Совместно проведенная ночь, как известно, это еще не повод для светского знакомства, – отпарировала Нинуля, нисколько не смутившись. – Признайся лучше, что ты определенно завидуешь!
– Ну еще бы! Пока ты без конца обнимаешься со всякими индейскими красавцами, я нянчусь с младенцами, которым, видите ли, захотелось пи-пи... Черт!
Нинуля захихикала прямо в плечо лежавшего рядом, чем его и разбудила. Привстав на локте, тот смущенно ей улыбнулся.
– Ну вот, теперь можно и познакомиться, – ехидно сказала Леся. – Как его могут звать-то? Судя по внешности, какой-нибудь там Наставляющий Рога... Что я теперь скажу твоей бедной маме?! – В ее голосе зазвучали ханжеские нотки оскорбленной старой девы.
– Ну, понеслась родная в рай! – сердито сказала Нинуля. – Кто о чем, а шелудивый... Просто рядом лежали, тесно же тут! И вообще, кончай мне мужика смущать, – он, между прочим, на тропе войны, так что если бы даже я и захотела...
– Нинуля, Бога ради!!!
Мужик между тем перестал смущаться и занялся приготовлением завтрака, к вящему изумлению Леси.
– Нет, надо все-таки выяснить, как его зовут, – озаботилась Нина. – Самый близкий человек здесь опять же... – И она обернулась к Орлу. – Что?.. Какой Шест?.. Лесь, какой еще шест?
– Майский, очевидно, – тотчас среагировала Леся, помогая подруге сесть. – А вообще-то, тебе видней...
Нинуля с уважением оглядела нового знакомого, оценивая его габариты:
– Тогда уж скорее Свая...
Леся прыснула, зажав рот ладонью, и этим привлекла внимание старика. Пришлось с грехом пополам объяснять ему, что такое свая. Поняв, он рассмеялся совершенно по-детски, чем немедленно заинтересовались остальные. И на бедного Шеста тотчас посыпался град явно плоских шуточек, от которых палатка буквально заходила ходуном.
– Ну вот, первого врага ты себе уже нажила, – философски заметила Леся.
– Ну почему же... – И Нинуля послала Шесту ангельскую улыбку, на которую тот тоже ответил улыбкой, правда, слегка вымученной.
– Идиллия... – фыркнула Леся. – Пастораль... "У Мэри был ягненок"...
Полог палатки откинулся, но хлынувший снаружи яркий свет тут же перекрыла чья-то тень. Сразу стало тихо. Подруги удивленно посмотрели на вошедшего.
Это был подросток лет тринадцати, достаточно щуплый на вид. Типичный крапивинский мальчик,
тихий, хрупкий, аккуратно, даже щеголевато одетый в замшевую, украшенную конским волосом рубашку и леггинcы.
Правильные, тонкие черты смуглого лица сразу привлекали внимание, но... все же было в нем что-то отпугивающее, странно недетское.
– А вот и твой ягненок... – сказала Нина.
Мальчик нетерпеливо спросил о чем-то, потом, внезапно запнувшись, внимательно вгляделся в темную глубину палатки... Что было дальше, подруги запомнили плохо.
Что-то блеснуло в воздухе, и Нина, в этот миг поднявшая руку, громко вскрикнула.
Одновременно, отчаянно заорав, из своего угла шарахнулся Фрэнк Харпер, – совсем рядом с ним ткань палатки вспороло лезвие ножа, оставив зияющую прореху. Двое воинов с трудом удерживали отчаянно бьющегося в их руках мальчишку. Леся застыла, не в силах вымолвить ни слова.
– Вашу Машу!.. – выдохнула Нина, зажав оцарапанную руку. – Он что, рехнулся?! Он соображает, что делает, или нет?..
Фрэнк бестолково топтался на месте, что-то безостановочно бормоча. Очевидно, ему страстно хотелось убраться подальше. Шест и Нога прижимали к земле продолжавшего вырываться подростка.
– Мэм, плиз... – простонал Фрэнк, хватая Лесю за локоть.
– Заткнись! – взорвалась Нинуля, найдя наконец, на ком выместить свое испортившееся настроение. – В конце концов, это меня ранили, а не тебя, так что не скули! Лесь, угомони его, и дай что-нибудь, чтоб перевязать, а то я все платье заляпаю, не достираешься потом...
Леся совершенно автоматически выхватила из сумки кусок ваты и лейкопластырь.
– За стерильность не ручаюсь, – пробормотала она. – Вот и мои санитарные навыки пригодились...
– Ничего себе ребеночек, прямо ассасин3
какой-то... – Нинуля запоздало вздрогнула.
– "И мальчики кровавые в глазах..." – Лесин голос тоже срывался.
Мальчишку тем временем вывели из палатки. Полог снова опустился, но за ним продолжали раздаваться возбужденные голоса. Потом в проеме выросла высокая фигура стандартно-мужественного военного вождя. Он сделал Фрэнку знак, и тот, затравленно оглянувшись на дам, нехотя вышел, то и дело спотыкаясь.
– Куда это его? – озабоченно спросила Леся.
– Привяжут к столбу пыток, куда ж еще... – жизнерадостно откликнулась Нинуля. – Вспомнили, понимаешь ли, что давно пора заняться чем-нибудь эдаким... творческим...
– С утра пораньше...
Сев рядом, Орел внимательно и удивленно осмотрел заклеенную лейкопластырем Нинину руку. Влетевший в палатку Нога тоже кинулся к пострадавшей, встревоженно что-то спрашивая.
– Ой, Нога, да не переживай ты, это же так, царапина... – сразу приободрившись, защебетала Нинуля. – Ничего страшного...
– До свадьбы заживет, – ехидно продолжила Леся. – Все равно он по-английски не понимает. Теперь ясно, чего ты руками размахалась...
– В смысле? – не поняла Нинуля.
– Ну, подставила под нож свою нежную ручку, чтоб Нога и иже с ним скорбно сидели у твоего смертного ложа?
Нина устало вздохнула:
– Леська, ты б знала, как меня достали твои тупые приколы... Я просто хотела устроиться поудобней! Слушай, ты вообще вроде как собиралась подкраситься там, боевую раскраску навести?..
Решительно отвернувшись, она обратилась к Орлу: дескать, все это пустяки, а вот что теперь будет с мальчиком?
– Его не накажут? Наверно, у него были... м-м... серьезные причины? – кое-как сформулировала Нина наводящий вопрос.
Орел ответил коротко:
– Подзывающий Мустанга потерял весной всю свою семью.
– Белые? – вмиг посерьезнев, поняла Нина.
– Белые, – ответил Орел.
Нина молча опустила голову.
– Сволочи! – не выдержала Леся, и, мрачно бросив: – Пойду, умоюсь, что ли... – вышла.
Когда она наконец вернулась, в типи осталась только Нина, которая молча смотрела на огонь. Воины, очевидно, уже поели и ушли.
– Где ты там шарахаешься? – сказала Нина, не отрывая глаз от костра. – Я уже тут с голоду умираю, между прочим... Ты чего молчишь?.. Леська! Чего ты?! – Она запаниковала, поскольку молчаливая Леся сама по себе была невиданным зрелищем.
Леся шмыгнула носом и наконец как-то сдавленно ответила:
– Да ничего, ничего, не дергайся...
– Леська!
– О Господи, ну пошла умываться... ну, хотела там простирнуть кое-что, зашла подальше, наткнулась на этого... Погоняющего Мустангов...
– Что?! Слушай, ну ты можешь толком объяснить?
– Могу – не могу... Какая разница? Живая же, видишь? Вспомнила просто, что мне как-то тоже... есть кого поминать... Ладно, проехали, следующая – Пакистан... Где мой платок-то? О черт, я ж его на этого долбаного Фрэнка, прости Господи, извела...
– Ничего не понимаю... А мальчишка-то где?
– Ушел! – буркнула Леся, доставая из сумки зеркальце. – Мама миа...
Нинуля откашлялась.
– Ну ладно, вселенские трагедии вселенскими трагедиями, но, может, все-таки поедим чего-нибудь? В гроб ты меня загонишь, мать...
– Ага, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда?..
По мере того, как солнце поднималось, в палатке становилось все более душно. Леся собрала грязные миски, и, с трудом удерживая их в руках, направилась к выходу.
– Ты куда? – нервно спросила Нина.
– Помыть, естественно, не топиться же... Скво я или нет, в конце концов? – К Лесе медленно, но верно начало возвращаться чувство юмора. – Слушай, а на улице-то прохладней!
– Не трави душу, а?
– А почему бы тебе не выйти, не подышать свежим дакотским воздухом?
– Ну организуй! Ты же знаешь мои комплексы! – ворчливо ответила Нина.
– Ладно, ладно, не строй из себя инвалида первой группы... Кого организовать-то? О, вон идет этот Гойко Митич,
сейчас мы его...
– Какой Гойко Митич?.. Ты чего?!
Через несколько минут Леся вернулась в палатку в сопровождении военного вождя, пребывавшего в некоторой растерянности.
– С ума ты сошла, что ли? – ужаснулась Нина. – Это же вождь!!
– Да хоть сам Чингачгук!.. – отмахнулась ее подруга. - Кстати, может, я в самом деле с ума сошла? Почему меня до сих пор еще ни разу не осенила сия глубокая мысль?.. Точно, это все – одна большая галлюцинация... глюк сезона...
– Очень мелкая мысль, Леся, – отпарировала Нина. – Объясни лучше вождю, зачем ты его сюда притащила, а потом уже разбирайся со своими глюками!
Вождь медленно переводил взгляд с одной девицы на другую по мере их перепалки. Потом молча улыбнулся, вышел, и вскоре в палатке появился неутомимый Нога, который живо осуществил доставку Нины на берег ручья, под тень раскидистой ольхи.
– Что это? – слабым голосом поинтересовалась не успевшая опомниться Леся, глядя, как подруга уютно устраивается на медвежьих шкурах, разложенных Ногой в каком-то подобии шезлонга.
– Кресло, – невозмутимо сказала Нина.
– Мягкая мебель “Садко”? Нет, у меня глюк, это однозначно... Пойти все-таки за косметичкой, надо немножко оклематься. Нина закрыла глаза, блаженно вслушиваясь в доносящиеся до нее звуки: плеск воды, шелест листьев и трав, щебет птиц над головой, отдаленное посвистывание какой-то зверушки. Где-то заржала лошадь. Несколько человек неподалеку от ручья о чем-то негромко переговаривались. Рядом раздались шаги, и Нина неохотно раскрыла глаза, понимая, что так шумно может передвигаться только ее подруга.
Но это оказался Фрэнк Харпер.
– Мисс, – нерешительно промямлил он. – Ай эм сорри...
Если Нина и понимала английский, то только в индейской аранжировке, поэтому последующую раскатистую фразу солдата она просто-напросто не восприняла и нетерпеливо поискала глазами Лесю, опять куда-то запропастившуюся. И тут, к своему счастью, она увидела Орла.
– Что он у меня спрашивает? – с облегчением поинтересовалась Нина.
Подбежала запыхавшаяся Леся, чему Фрэнк страшно обрадовался и заулыбался от уха до уха.
– Ну ты посмотри, как он засиял, а? – фыркнула Нина. – Чего ему от нас надо-то?
Глубоко вздохнув, Леся присела на край шкуры.
– Очевидно, я ему сильно напоминаю его старенькую седенькую мамочку. Особенно в профиль... Карма это, вот что! Ладно, Фрэнк, что ты хотел узнать? – перешла она на свой оставляющий желать лучшего английский. – Только не так быстро, ради Христа!
По мере того, как Леся слушала солдата, лицо у нее все больше вытягивалось. Орел, явно заинтересовавшись этой метаморфозой, не спускал с нее глаз.
– Нин... – произнесла наконец Леся слабым голосом. – Ты ничего не хочешь передать своей бедной маме? А то вот гражданин интересуется, не послать ли из форта весточку нашим родным и близким?
– А что, у них в форту есть машина времени? – невинно осведомилась Нинуля.
Обе в очередной раз прыснули.
– Лесь... – еле выговорила Нинуля. – Объясни ты ему, чтобы он никогда... нигде... и никому про нас не рассказывал. А то он точно отправится... в палату номер шесть!
Наконец Леся кое-как отделалась от озадаченного Фрэнка и взялась за свою многострадальную сумку.
– Та-ак... да... слушай, какие бы тут лучше тени пошли – салатовые или сиреневые?
– Красно-коричневые! – развеселилась Нинуля. – Ты посмотри лучше, как на тебя Орел смотрит! А Фрэнк?! – Она даже поперхнулась. – Теперь он будет принимать тебя не за свою мамочку, а за дамочку... легкого поведения! Ты же его оскорбляешь в лучших чувствах!
– Плевать! – сказала Леся, сосредоточенно подкрашивая ресницы.
Усмехнувшись, старик достал свою трубку, сунул в рот и не менее сосредоточенно зачиркал кремнем, разжигая ее.
– Лесь, дай лучше зажигалку, у тебя вроде валялась какая-то... – автоматически сказала Нинуля.
Леся так же автоматически пошарила в сумке и протянула старику зажигалку, несколько раз щелкнув ею. Всецело занятые боевой раскраской, подруги очнулись, только услышав громкий смех Орла. В глаза им бросилось прежде всего побледневшее лицо ошарашенного Фрэнка, потом Нина перевела взгляд на злополучную зажигалку.
– Что это с ними со всеми? – робко спросила она. – А ты чего?..
Закрыв глаза, Леся что-то слабо промычала – говорить она была не в силах.
– Ну что, что такое, Господи?.. Что они, зажигалку никогда не видели? – Нинулин голос упал до шепота. – И правда не видели... Ее ж еще не придумали!
– Если б только... – Леся безнадежно покосилась на подругу. – Это не просто зажигалка! Понимаешь, если ее нагреть, то... в общем, появляется такая девица... немножко голая... и в позе совершенно гинекологической...
Тут они застонали уже дуэтом.
Фрэнк попятился назад, и Нина пробормотала:
– По крайней мере, хоть одну немаловажную задачу эта твоя зажигалка все-таки выполнила – теперь он нас будет за километр обходить...
Из-за ближайшего типи вынырнули и направились к ним трое воинов. Подруги онемели от восхищения, и даже сразу не узнали своих старых знакомых, – военный вождь, Шест и Нога были при полном параде: много орлиных перьев, крашеного пуха, разноцветного бисера во всевозможных сочетаниях.
– Кино... – выдохнула Нинуля ошалело.
– Без Цоя... – машинально ляпнула Леся.
– А что, он бы сюда очень даже вписался...
– Они что, к нам идут?! – ужаснулась она же.
– Естественно... Чего ты?
Леся безо всяких церемоний выхватила несчастную зажигалку из рук старика и с размаху швырнула ее в ручей, на самую быстрину.
– Он определенно решил, что мы ненормальные... – прокомментировала Нина. – Теперь понятно, чего они с нами так возятся, – грешно обижать обиженных Богом... Нет, а чего они, правда, носятся-то с нами?! – У Нины был вид человека, только что очнувшегося от наркоза. – Лесь, ну ты чего молчишь-то опять?..
Леся не отзывалась, глядя на подходивших воинов так странно, что Нина вновь забеспокоилась. Военный вождь заговорил с Орлом, остальные внимательно слушали.
– Нет, Лесь, ты все-таки заметь, насколько дакотский язык по звучанию похож на китайский... – Нина, как истинный холерик, умудрялась отмечать все сразу. – Если закрыть глаза... ну Шаолинь и Шаолинь... Леся, ты спишь, что ли?.. Что опять?! – Нинуля нервно огляделась, но, кроме мирно беседующих воинов и ерзающего в ожидании своей участи Фрэнка, никого не увидела. – Неужели я дождусь такого счастья, и этого хлюпика сейчас наконец увезут?.. А ты что, переживаешь разлуку? "Ох, как трудно расстаются, глазки смотрят, слезы льются... "
Не получив ответа даже на такое, она внимательнее посмотрела на подругу и перехватила ее взгляд, тоскливо устремленный на воинов, которые весело посмеивались, оживленно что-то обсуждая.
– Смертники... – наконец как-то надтреснуто выговорила Леся.
Нина тоже резко помрачнела.
– Но они этого еще не знают, Лесь... – вздохнула она. – К сожалению, смерть – это не самое худшее, что их ожидает. "И будет счастливее тот, кто погибнет в бою... "
Конец цитаты.
– Конец цитаты?! – Леся дернулась. – Мать, окстись, это же тебе не выдумки тети Лизы!
Они живые, живые, понимаешь?.. Знаю, что ты сейчас скажешь! Очередную книжную мудрость... – Она задрала голову кверху. – Все, сейчас потечет мой драгоценный "Ланком". Хочется просто матом ругаться...
– Начинай... – снова вздохнула Нина. – Если уж, по-твоему, я такая черствая и бездушная... Куда уж мне до всяких духовных высот... с моим книжным жизненным опытом! А вот у меня просто не хватает наглости их жалеть! – Нина, опять же как истинный холерик, разбушевалась не на шутку, но быстро осеклась, увидев исказившееся лицо подруги. – Так что давай, выходи из своего трагического образа, – добавила она уже потише. – Ладно, индейцы все равно живут не во времени, а в пространстве. Получи свою книжную цитату! Очередную.
– Получи, фашист, гранату? – проморгавшись, Леся выдавила бледную улыбку. – Посмотри лучше, как все нами залюбовались – небось редкостное по красоте зрелище...
Нинуля осеклась и покраснела под недоуменными взглядами воинов.
– Что они теперь про нас подумают?.. – простонала она. – Позорище... Все ты, устроила тут погребение заживо, братскую могилу, понимаешь ли...
– Подумаешь, ну распсиховались две истеричные дурехи, делов-то, не дергайся... – утешила ее Леся. – Сейчас... – Отойдя к ручью, она безжалостно смыла с таким трудом подобранный макияж. – К чертовой бабушке!
Обдав ее брызгами с головы до ног, через ручей верхом на коне проскакал давешний мальчишка. В поводу он вел другую лошадь, еще две послушно следовали чуть поодаль. Обтерев локтем мокрое лицо, Леся по привычке протянула им раскрытую ладонь, чем они явно заинтересовались, но тут мальчишка обернулся и, сверкнув глазами, что-то крикнул. И кони, и Леся одновременно отпрянули друг от друга.
Нога повелительным жестом показал Фрэнку на одну из лошадей, а затем все очень долго наблюдали, – Нина – с плохо скрытым злорадством, а Леся – с тайной жалостью, – как тот пытается вскарабкаться на лошадь. Индейцы тихо пересмеивались.
– Да-а, этот бедолага явно не в седле вырос, – пожала плечами Леся.
– А где ты видишь седло? – фыркнула Нинуля. – В том-то и дело, что его нет!
Наконец Фрэнку удалось удержаться на спине гнедой, и, лихо дернув за повод, он направил ее прямиком на Лесю. Та с трудом вывернулась из-под копыт.
– Это еще что?! – еле выговорила она.
Фрэнк что-то залепетал, пытаясь, очевидно, сразу и оправдаться и распрощаться.
– "Встань, казачка молодая, у плетня, проводи меня до солнышка в поход... " – пробормотала Леся, отдуваясь. – Ладно, ладно, всего тебе доброго, спи спокойно, дорогой товарищ, сенк ю вери мач,
шлите письма и переводы, гуд бай, май лав, гуд бай...
Фу-у!
– Леська, иди сейчас же сюда! – взорвалась Нина. – Еще не хватало и тебе погибнуть от руки американского вояки! Он ее чуть не растоптал, а она ему в любви объясняется!
– Чего еще?.. – возмущенно заорала Леся. – Это ж песня такая!
– Уф! – сказала Нинуля, облегченно провожая глазами удалявшуюся кавалькаду. – Нет, Лесь, твой Фрэнк – ну точно мешок с картошкой... А мальчики-то, мальчики! Прямо как с суперобложки какого-нибудь там рекламного проспекта...
– Экзотично и романтично! – хмыкнула Леся. – Элитарные, групповые и шоп-туры... Молчу, молчу!
В лагере сразу стало тихо, да тут еще и северный ветерок натянул над головами серую облачную завесу, прошелся по серебристым травам, растрепал листву ольхи. Воздух стал прохладным и чуть сыроватым. Нина сорвала травинку, задумчиво растерла ее между пальцами. Принюхалась:
– Вкусно...
Леся растянулась прямо на траве и закрыла глаза. Чуть покачиваясь под плеск ручья, Нина незаметно для себя начала тихонько напевать какую-то протяжную и очень знакомую мелодию. Под это монотонное пение Леся, очевидно, все-таки задремала, и резко очнулась, только когда где-то совсем рядом прозвучало слово "Алькатраз".
– Чего-о? – Сон с нее сразу соскочил.
– О, Леська, ты очень кстати проснулась! – обрадовалась Нина и перешла на английский, обращаясь к сидящему рядом Орлу. – А вот про ДАИ
вам расскажет Шунгипа, она больше об этом знает.
– Какой еще Шунгипа? – нервно осведомилась Леся. – Я, что ли?! Стоп... что?! ДАИ?! Что ты несешь?!
– Давай-давай, не отлынивай, – отмахнулась устало Нинуля. – Я тут уже мно-ого чего рассказала. Надо же ободрить человека перед лицом грядущих напастей... Пусть знает, что их дело не погибло в веках! Да ты не переживай, я попросила, чтобы он больше этого никому не рассказывал. Да он и сам в такие вещи врубается...
– Ясно, идеи дакотов живут и побеждают. – Леся вытерла взмокший лоб. – С чего вы вообще выехали на эту тему?! Вот, нельзя даже прикорнуть на минутку...
– Да по дурости моей, – созналась Нина. – Я просто начала мурлыкать не что иное, как "Вакан Кан".
Он, конечно, заинтересовался, откуда белая девушка знает священные дакотские песни... вот, пришлось объяснить... – Она скромно потупилась.
– А он не заинтересовался, откуда эта самая белая девушка знает, что будет происходить здесь через сто с лишним лет?!
– Ну, наверное, я ему объяснила, что мы из будущего!.. Слушай, а ведь он почему-то этому ни капельки не удивился... – растерянно прошептала Нина.
– А почему?! – резонно спросила Леся.
– Откуда я знаю? Выясняй сама, а то я уже устала! – Нинуля решила умыть руки, как всегда, препоручив подруге самую трудную часть работы.
Выслушав недоуменный Лесин вопрос, кое-как сформулированный, старик мягко, чуть насмешливо улыбнулся, достал свою неизменную трубку и задумался. Девицы затаили дыхание, не сводя с него глаз. Наконец Орел откинул назад заплетенную сбоку маленькую косичку, внимательно посмотрел на Лесю и, пригладив морщинистой рукой ее встрепанную голову, мягко сказал:
– Я видел белых девушек в своем сне.
– Каком сне? – автоматически спросила Леся.
– Леська, ты что, и дома так старших перебиваешь? – сердито прошипела Нинуля. – Держу пари, твоя бабушка уже давно дала бы тебе нагоняя...
– Нагоняй, – машинально поправила Леся. – "Кого, что?" – винительный падеж.
– Ну, я не русовед в третьем поколении, – огрызнулась Нина.
В это время к Орлу подошли двое воинов и спросили о чем-то. Старик еще раз улыбнулся девицам и встал. Подруги обернулись и увидели голые остовы палаток. Шкуры с них уже были свернуты. На макушке одного из остовов, там, где пересекавшиеся жерди образовывали два конуса, – побольше и поменьше, – лихо примостился Подзывающий Мустанга, который добросовестно развязывал стягивающие каркас ремни. В ответ на чью-то шутку он звонко рассмеялся, но, заметив девиц, с любопытством взиравших на него, резко оборвал смех. Во взгляде его была неприкрытая ненависть.
– Вот с этим-то нам уж точно не найти общего языка, – грустно сказала Нина.
– Я бы на его месте давно бы нас пришила, – угрюмо проронила Леся. – Не знаю, как это он терпит... Нет, слушай, а про какой сон все-таки говорил старик?!
– Мне и самой это страшно интересно! Наверняка это был какой-то вещий сон... По крайней мере, я наконец поняла, чего они с нами так возятся... И вовсе не из-за природного уважения к дамам!
Леся хмыкнула, но героически промолчала.
– Вот он возвращается! – толкнула ее Нинуля локтем. – Ради Бога, кончай встревать! Индейцы вообще не любят прямых вопросов...
Старик подошел к ним, и, присев на корточки, сказал несколько фраз, ввергших наших девиц в стойкий шок:
– Дни моего народа затянутся тучами. Тогда белые девушки снова придут к нам. Но это будет не скоро. А сейчас нам надо идти разными дорогами.
– Когда придут? Зачем придут? – не выдержав, растерянно прошептала Нина, обращаясь к подруге.
– Не знаю... Кастанеда об этом ничего не писал!
Орел собирался что-то добавить, но тут его снова позвали.
– Господи, ну не дадут людям спокойно узнать, куда им идти! – взорвалась Нинуля. – Она устало откинулась на спинку своего "кресла". – Нет, все эти шезлонги, конечно, прелесть, но я бы лучше вернулась в нашу старую добрую швейцарскую коляску... Кстати, а где она?
– Аллах ее знает. – Леся попыталась обозреть окрестности. – Не исключено, что в нее уже впрягли парочку мустангов...
– Ага, чтоб довести до места твоего Фрэнка, который в очередной раз брякнулся с лошади... Поищи, а?
Леся возвратилась только через полчаса, толкая коляску перед собой. Рядом с ней, оживленно что-то втолковывая, шел невысокий парень лет двадцати, с какими-то очень русскими чертами скуластого лица и перехваченными ремешком черными распущенными волосами – похожий, скорее, на какого-нибудь нашего хиппаря. Нина слегка удивилась.
– Это еще кто?!
– Птица, – невозмутимо отозвалась Леся.
Птица легко поднял Нинулю на руки и пересадил в коляску, весело подмигнув при этом Лесе.
– Птичка, значит... – подозрительно сказала Нина. – Ох, нет здесь того кота, который общипал бы эту птичку...
– А в чем дело-то? – Леся невинно подняла брови. – Я его первый раз в жизни вижу, между прочим. Она, значит, может путаться между всякими там шестами, ногами опять же...
– Заговариваешься ты, мать, – только и смогла пробормотать Нинуля. – Лучше скажи, о чем ты там полчаса щебетала с этой птичкой, а? И кстати, о птичках! Что они вообще собираются с нами теперь делать? Заберут с собой? Бросят здесь?
– Ага, прямо в ручей, и с ба-альшим камнем на шее... – проворчала Леся, и, к удивлению подруги, обратилась к Птице на своем варварском английском. Услышав ее вопрос, он ухмыльнулся, и, добивая Нинулю окончательно, ответил на классическом английском:
– Мы заберем вас с собой в лагерь. Вас, мисс Нина, устроим на волокуше, – мы перевозим так детей.
– Мисс Нина?.. – пролепетала Нинуля.
– А я? – кокетливо поинтересовалась Леся.
– Мой пегий прекрасно выдержит двоих, – ответствовал Птица.
– Да я в жизни на лошади не сидела!
– Не бойся, этот досточтимый джентльмен будет крепко держать тебя обеими руками. За талию... – съязвила Нинуля машинально. – Стоп! А откуда он так хорошо знает английский?! И почему я его раньше не видела?
– Да разведчик он, – проронила наконец Леся. – И учился, кажется, при миссии, а потом сбежал...
– Типичный трудный подросток, – со знанием дела констатировала Нина. – Теперь понятно, чего это он так тебя заинтересовал...
– Он – меня? – Леся пожала плечами. – Скорее, я – его...
Нинуля поперхнулась.
– Подождите немного здесь, леди, – напутствовал их Птица, отходя с явной неохотой. – Примерно через четверть часа мы отправимся.
– Леди?.. Четверть часа?.. – опешила Нина, провожая его глазами. – Лесь, ты не ошиблась? Может быть, он учился в Оксфорде?
– В Институте Дружбы народов имени Патриса Лумумбы, – хмыкнула Леся, помахав рукой обернувшемуся Птице.
– Тогда бы он знал еще и русский... Поднатужившись, Леся вывезла коляску на относительно ровную почву.
– Пойдем вон к той раките, что ли, – посоветовала Нина. – Тем более, что вон там – какие-то подозрительные тучки. Того и гляди, в лагерь под дождем придется отправляться...
– Домой бы... – шумно вздохнула Леся. – Твоя бедная мама, наверно, уже всех знакомых и незнакомых обзвонила... а также милицию... больницы...
– Помолчи, пожалуйста, а? – жалобно простонала Нина. – Я, конечно, исчезала из дому, но не на сутки же... Слушай, может, она решит, что мы поехали к Иванычу, а? Телефона у него, к счастью, нет...
– Ага, к счастью... Думаешь, мама поленится к нему приехать?.. И вот, когда они уже вдвоем начнут рыскать по разным там моргам...
– Леся, Бога ради!! И вообще, давай быстрей под дерево, сверху уже что-то капает!
– Поторопитесь, а то опоздаете на "Санта-Барбару"... – прокряхтела Леся, пытаясь передвигаться галопом.
Едва девицы укрылись под ракитой, хлынул дождь. Все вокруг скрылось за его сизой пеленой. Подруги сразу же промокли, хорошо еще, что дождь был теплый.
– Ну все, воспаление легких мне обеспечено, – мрачно предрекла Нина, перекрикивая шум воды. – А пока еще дотащимся до этого лагеря...
– Я, между прочим, плавать не умею, – откликнулась Леся не менее мрачно. – Какой лагерь?!
– Что-то наш шаман оплошал, – навела критику Нинуля. – Дождя уж не мог предсказать...
Дождь тем временем понемногу стих, и Леся, зябко ежась от падающих сверху капель, выглянула из-под дерева. И застыла.
– Нин! – осторожно окликнула она подругу. – А ведь шаман-то не оплошал. Он как раз все-о предвидел...
Оторвавшись от изучения флоры под колесами коляски, Нина недоуменно подняла глаза. И тоже остолбенела.
– Ботсад... – констатировала она непреложный факт слегка осевшим голосом. – Леська, а ведь сумку-то твою мы там забыли!
– Ерш твою медь, – прошептала Леся. – Нет, я однозначно сошла с ума! какая досада... Или нет, это все-таки был сон...
– Ага! – ехидно подтвердила Нинуля, потрогав лейкопластырь на своей руке. – Ой! Как же, сон... Вот мама нам сейчас устроит сон... в летнюю ночь! Чего будем врать?
– Зачем же врать? – вздохнула Леся, вывозя коляску из-под дерева. – Скажем чистую правду – так, мол и так, путешествовали по Дакоте...
– Автостопом!Подходя к дому, они еще издали заметили Нинину маму, сидевшую на лавочке, и обреченно переглянулись. Рядом с лавкой стояло мусорное ведро, – наверно, мама ждала машину.
– Ну что, вымокли, путешественницы? – спросила мама, как ни в чем не бывало. – Говорила же – берите зонтик! Сколько можно гулять-то? Ушли в два, приходят в шесть...
– В два? – повторила Леся.
– В шесть? – повторила Нина.
Подъехала машина, и мама поспешила к ней с ведром, не замечая, как у подруг вытянулись лица.
– Кажется, обошлось... – выдохнула Нина. – Говорила я тебе, что Вакан Танка о нас позаботится!
– К следующему лету надо будет во что бы то ни стало выучить дакотский... – сказала Леся, без сил опускаясь на лавочку. – Вот приеду опять в отпуск, и...
– Ты сначала английский выучи! – хмыкнула Нина. – Хотя бы на уровне этого твоего Птички, чтоб беседовать с ним при луне... о природе, о погоде, о полезных ископаемых... Кстати, а зачем все-таки мы будем там нужны, а?
И они впервые надолго задумались...
Новосибирск, Академгородок.
Июль-август 1994.