Предисловие переводчика…
Поэзия коренных американцев требует от переводчиков определенного душевного настроя. И речь идет не только о «шуме рек и водопадов», о связи с живым лесом, с миром мифических и реальных зверей и птиц… В этой поэзии, - редко в рифму, чаще рваным текстом, словно сердечная аритмия сопутствует словам, - почти всегда присутствует непримиримость. Непримиримость - к жестокости окружающего мира, к сползанию людей в равнодушие, в бессмысленность ярких развлечений, к самим себе наконец, к тому, кем стали ныне североамериканские индейцы, к собственной духовной слабости. В этом отношении «индейская» поэзия очень близка к нашему мировосприятию, когда «поэт в России – больше чем поэт». Поэты коренных американцев – словно камертон здоровья нации, и не только физического.
Слова этих стихотворений часто имеют два, а то и три смысла… И прочитать правильный подтекст – не просто важно, а необходимо. Иначе не уловить суть стиха. Очень важно попасть в ритм, в текучее движение строк. И услышать за ними ту самую связь с мирозданием, которую индейцы так и не потеряли.
Джозеф Бручак
Джозеф Бручак родился в 1942 г., в Саратога Спрингс, штат Нью-Йорк. Некоторые его предки были из племени абенаки, традиционно проживавшем в Мэне, Нью-Хемпшире и Вермонте. Бручак вырос с дедом и бабушкой у подножия гор Адирондак. Долгие годы его дед отрицал принадлежность Бручака к наследию Коренных Американцев, потому что не хотел, чтобы тот встретился с предрассудками. И лишь став взрослым, Бручак узнал правду и начал отдавать должное богатому фольклору его индейских предков. Он говорил, что любит традиционные истории «за их послания, временами очень утонченные, которые могут показать молодежи дороги добра».
Бручак – автор или соавтор более чем 50 книг. Всем известна его автобиография «Колчан Лучника». В 1970 г. Бручак и его жена основали Гринфильд Ревью Пресс, которое издает литература различных культурных традиций. До того, как он не стал писателем и издателем, Бручак преподавал английский язык в восточно-африканской стране Гане, а после - Африканскую и Афро-Американскую литературу в штате Нью-Йорк. Он получил степень доктора философии в 1975 г. Он также член Поэтического Общества Америки.
Гимн
пусть другие твердят
об арфах и
небесном хоре
мое решенье таково
остаться здесь
с Землей
и если седой поэт
чует, что в силах измениться и
жить со зверями
почему же я не слишком хорош
чтобы остаться и умереть с ними
И великая дорога Млечного Пути
та Небесная Тропа моих предков Алнаки
что ведет к последнему Счастливому Дому
не приходит в мои сны
я не верю
что мы поднимаемся в небо
если только
не вернуться
с дождем
Гуси над тюремной потельней
Лисье Озеро, Висконсин
Внутри свода
Подобного небесному
(он не похож на свод оштукатуренного камня
с колючей проволокой наверху
под ней мы гуляем
в поисках свободы в бетонной реальности)
внутри панциря старой черепахи
внутри тела нашей матери
внутри наших воспоминаний
в ожидании нового рождения
мы слышим звук
стая за стаей
их древние кличи
приветствий и вопрошений
в поисках сородичей
после зимней ссылки.
свист камня и воды
и крики гусей
кличут ответ
проникая глубоко, до костей,
произносят слова, нигде не написанные
и они всегда означают дом
Филин
Филин, этим именем называли меня
когда я ходил без сна ночь за ночью
в ту осень моих двадцати
когда я гулял в общажных коридорах
Ко-ко-хас Ко-ко-хас Ко-ко-хас
звук в лесу вражьих ног
темные лица, яркий жаркий день
и древний клич предупреждения
Ко-ко-хас Ко-ко-хас Ко-ко-хас
глубоко в крови хранится имя елового аромата
бальзам сходит до самого подножия
нежно, как огромные крылья оперенного ветра
роняя, роняя древнюю песнь
и она имя моего брата
Ко-ко-хас Ко-ко-хас Ко-ко-хас Ко-ко-хас
ты ожидал в деревьях за нашим поселком
ты призывал нас проснуться, когда пришли Длинные Ножи
звездный свет громом сверкал на металле
но мы упились их горькой водой
и были порублены, наша кровь уроком пришла в их сны
Волк, Малсум, и Нолка, олень
бродят у наших вод, стук моего сердца прерывается здесь
у стенок кожи, боль сжатого кулака
стремится удержать ту тетиву натянутой
слушая имя, вызванное из бессонных ночей
мои шаги эхом разносятся среди коридоров дубов
среди молодежи, которая не говорит,
и не умеет петь на языке птиц.
Ко-ко-хас Ко-ко-хас Ко-ко-хас
мои шаги для всех слышны, когда идут
в ушедшее навек воспоминание
я привязал один волосок к корням ясеня.
одни могли бы удержать мою душу в том месте
уверенно, раз не слышат
этот зов из мира духов, другие же боятся
Ко-ко-хас, покровителя наших снов.
Лэнс Хенсон
Угасание
за белесым
солнца
челом
день уходит одиноко
мы поднимаем глаза
всё к тому же
небытию
держу в ладонях
последнего
больного
воробья
кто
помнит
меня
Шайеннская зима
бизон альбинос
стоит средь белой пустоши
не слышно одобренья
ястребу
летящему сквозь солнце
зима
зима
крот
спит
>
Стадо
за дорогой
ледяные глыбы у деревьев
и только шепот
листьев тополиных
а над безрадостной долиной
снег бредет
подобно стаду древнему
Залив
где с вышки сторожевой
блеск среди ржавчины
обломков кораблей
бар
где матрос
вспоминал
покоя дни
смеялся
надгробий надписи
прокисших от дождя
на отмелях
бесконечные
сырые
улицы
прекрасный свет луны
во
втором часу
перед рассветом
на границе
с
дождем
Впечатления церемонии пейотля
о небесный отец
благослови нас своих детей
сидящих вкруг
белой как кость луны
услышь нас
повернувшихся к тебе
послушай слово
молитвы нашей
дай нам чистоту
пойми с
полунамека
излечи от наших ран
отец
зову тебя звуком погремушки
зову тебя дымом
зову тебя той половиной своей которая живет в тебе
ты отвечаешь отовсюду
священный дух везде
вечная душа
пожалей меня
дай
свет
ветер прерий
пускай твоя полуночная
песнь найдет меня среди
благословленных
костяная флейта
звук бесконечный
человечности
покажет как мне
узнать мою мать землю
лучше
понятьем моего отца
я
молю
пошли мир всем
шейеннам
великий дух
сейчас мы
страдавшие долго
без твоей мудрости
кожаный ремень
река
брат солнце
нашу воду
кукурузу
мы делим с тобой
пыльное крыло орла
амулет душистый прерии
утешь меня твоего одинокого сына
я прислушиваюсь к реке
призраков и плачу о моих
братьях зовущих сквозь
ветер
махео
так хорошо тебя увидеть
сидящего средь них
наш дым идет по четырем путям
зовет нас за собой
мои братья улыбаются сквозь слезы
может нам никогда не встретиться вновь